Он памятник воздвиг
себе при жизни
Красноярец
Иннокентий ЛОПАТИН (1839-1909)
первым из геологов побывал
в низовьях Енисея,
составив карту Сибирской
платформы.
В июле
1866 г., дойдя вниз по течению
до самого верха Енисейской
губы, Туруханская
экспедиция была вынуждена
продолжить путешествие
сушей: проход между
Бреховскими островами в
русле Енисея был забит
льдинами, и ждать, когда
они рассосутся, значило
подвергать риску судьбу
предприятия в целом. Ведь в
противном случае можно
проторчать на енисейском
Севере неопределённый
срок. Коротко полярное
лето и не давая полной
откупной осени, ему сурово
дышит в затылок матушка-зима.
Долгане советовали
Лопатину пересесть на
оленей - проверенное
средство передвижения в
тундре не только по снегу.
Нарты бойко скользили по
скудной растительности, и
проводники лишь
старательно обходили
глинистую поверхность,
которая могла существенно
осложнить передвижение
животных и реликтовый для
этих мест научный аргиш. По-долгански
- караван.
Было
трудно. Олени линяли, и
шерсть их летела по ветру,
попадая в глаза и нос.
Хотелось чихать, как после
нюхательного табака. А ещё
более досаждали мошка и
комары, имевшие
особенность изводить всё
живое в тундре. "Олени
наши на ночлегах плохо
едят, потому что боятся
паутов; они только и делают,
что бегают и отмахиваются
от этих насекомых", -
отразил Лопатин в своих
записях, которые озаглавил
так: ЭДневник во время
поездки моей из Енисейска
к Ледовитому морю в 1866 годуЭ.
Но не в
этой напасти он усмотрит
всё же серьёзное
препятствие для
передвижений. "Дождь, по
моему мнению, есть самый
неприятный и иногда очень
опасный враг
путешественника. Он мочит
платье и портит часть
провизии>. Здесь, на
бескрайнем пространстве
вечной мерзлоты, особенно
страшными становились
грозы, делая раскаты грома
настолько оглушительными,
что олени "ударялись в
бега", а собаки от страха
перед стихией прижимались
к земле.
Тем не
менее Лопатин, несмотря на
молодость (что это, в самом
деле, за возраст - 27 лет!),
имел солидный опыт
видавшего разные виды
профессионального
путешественника, и
трудностями его было не
запугать. На Байкале "чиновник
особых поручений при
горном отделении Главного
управления Восточной
Сибири в Иркутске"
изучал последствия
землетрясения,
удостоившись за этот
каторжный труд серебряной
медали Русского
географического общества
и избрания в
действительные его члены.
На Дальнем Востоке (1862) он
исследовал соляные озёра в
районе Николаевска в
составе 2-й Уссурийской
золотоискательской партии,
был в Приамурье в течение
двух лет безвыездно, не
зная ни отпусков, ни
выходных. На Витиме (1864)
составил первую
геологическую карту
местности, а для этого пять
месяцев прошёл свыше двух
тысяч вёрст. Служба
горного инженера не зря
приравнивалась к военной,
и в свои неполные тридцать
Лопатин в меньшей степени
знал светский приём, а в
большей - всё, чем
переполнен был каждый
геологический сезон: холод,
лишения, болезни (и
ревматизм, и геморрой). А
ещё - опасность, которая
подстерегала на таёжных и
зачастую ещё нехоженых
тропах всегда.
Достигнув
Енисейской бухты, Лопатин
стал первым геологом, кто
спустился в низовья
великой сибирской реки. На
карте, которую он составил,
схематично вырисовываются
две структуры, обрамляющие
северо-западную часть
огромной Сибирской
платформы. Только через
полста с лишним лет здесь
вновь побывают
представители этой
романтической профессии и
не найдут каких-либо
расхождений с контуром,
сделанным русским учёным.
Геологом или географом -
это не столь уж и важно. В
Иннокентии Лопатине
удивительно сочеталось и
то и другое, и, пробуя на
вкус воду в Енисейской
бухте, находя её истинно
морской, что и сухари
солить не надо было,
отважный исследователь с
улыбкой вспоминал то время,
когда считался "своекоштным
воспитанником
приготовительного класса
Горного института в
Петербурге". Тогда за
экзамен по географии он
получил при поступлении
всего лишь "удовлетворительно".
Такими парадоксами,
кажется, переполнена наша
жизнь, ведь именно к
изучению сугубо
географического явления -
распространению и формам
залегания вечной мерзлоты
на севере Сибири - Лопатин
проявлял свой повышенный
интерес. На данную тему
подготовил даже
специальную статью для
Академии наук, хотя,
признаться, научно
оформлять свои
исследования не любил.
Просто времени для этого
не было.
Туруханская
экспедиция ставила целью
описание и выявление
каменноугольных и
графитовых месторождений,
что и предпринял Лопатин
на обратном пути в
Енисейск. Вверх по течению
идти было очень сложно.
Лодку тянули бечевой:
иногда люди, ямщики,
которые впрягались и
тащили плавсредство
непосредственно на берегу,
но чаще - собаки.
На Курейке
предприимчивый красноярец
исследовал Графитовый
рудник, любуясь Курейским
водопадом, удивительно
похожим на тот, что
доводилось Лопатину
видеть в Финляндии.
Месторождения каменного
угля находились буквально
в версте, и путешественник
не замедлил двинуться с
проводниками туда. К
несчастью, повалил такой
снег, крупный, хлопьями (было
всего-то 17 октября!), что в
пурге и под снежным
покровом долгане ничего
указать не могли. "Руки
коченеют, когда хочешь
записать что-нибудь", -
заносил в дневник
Иннокентий Александрович
и изрядно сожалел, что ему
так и не удалось осмотреть
пласты каменного угля.
Интуицией
чувствуя, по какой земле,
буквально нашпигованной
полезными ископаемыми,
идут Лопатин и его
спутники. Иннокентий
Александрович по мере сил
проводил разъяснительную
работу среди населения,
напутствуя: "Присматривайтесь
и приглядывайтесь к
каждому камешку, сообщая о
находках, бережливо
относитесь к запасам недр".
Но уже всё больше льнули в
Сибирь шарлатаны, которым
было наплевать не только
на природу, но и на
человека.
За
Туруханской экспедицией
сразу же последовала
Сахалинская (иначе
называемая ещё
героической), и если бы не
пошатнувшееся здоровье
Лопатина, которое не смог
поправить и альпийский
Тироль, сколько бы ещё
маршрутов проложил
Иннокентий Александрович,
открывая залежи несметных
российских богатств! Но и
без этого его имя ставили в
один ряд с такими
путешественниками, как
Пржевальский, Грум-Гржимайло.
Современники справедливо
отмечали: "Это был
редкий у нас тип
исследователя природы, не
прикованного ни к какому
учреждению, ни к какому
служебному месту... Прочный
памятник Лопатин сам
воздвиг себе при жизни".
А вот с
медно-никелевыми рудами
ему более повезло. Получив
сведения об уникальном
месторождении в
Норильских горах, Лопатин
посоветовал дудинскому
торговцу и промышленнику
Петру Сотникову, который
следовал с аргишем учёного,
начать специальную для
этих целей экспедицию. И
Сотников действительно
через некоторое время
получил двести пудов меди,
правда, потом производство
за полярным кругом всё же
заглохло. Потребовалось
почти сто лет, чтобы оно
вновь возродилось в
масштабах, немыслимых в XIX
в. Богатство этих
таймырских кладовых до сих
пор удивляет мир, делая
славу и гордость России.
Так будем же
чтить первооткрывателей,
всех тех, кто, жертвуя
своим здоровьем и личной
жизнью (у Лопатина так и не
сложилась семья), здесь, в
Сибири, ковал могущество
великой страны!
Николай
ЮРЛОВ,
г. Красноярск.
|